Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Начинала всходить его звезда, но он оставался все таким же простым, доступным.
Как круги по воде, расходились от этого дома невидимые теплые волны человеческого участия, сердечности, привета.
К нему охотно шли за помощью и советом. Шли все.
— Пимокаты меня одолели, — как-то говорил он. — Все о своих делах хлопочут. Писать совсем времени нет…
— Павел Петрович, так направьте их в соответствующее учреждение, — посоветовал кто-то из молодых. Он твердо возразил:
— А ты бы направил? Они же ко мне обращаются, а не в учреждение. В учреждении они уже были… Вот то-то и оно.
Из-за этого, пожалуй, он так и не собрался написать большую книгу об уральских мастерах, современниках социалистической эпохи, о которой когда-то обмолвился в Зюзельке; из-за этого, вероятно, остались невыполненными и кое-какие другие замыслы. Однако же без этой общественной, государственной деятельности тоже невозможно представить Бажова.
«РАБОТА — ОНА ШТУКА ДОЛГОВЕКАЯ». Да. Да, да, да, да!
Повторим: вот здесь, в этом доме, собирались народные уральские сказания и легенды, привозившиеся Бажовым со всех концов края, чтобы затем, отграненными, принявшими чеканную литературную форму, начать новую большую жизнь — в книгах.
Здесь, в этой светлой комнате, написаны «Малахитовая шкатулка», все сказы, от первого до последнего, повесть для детей «Зеленая кобылка» и вообще создано все литературное наследие Бажова.
Судьба отметила его как избранника. Она доверила ему самое драгоценное — жемчужины народного устного творчества, перлы самоцветной, никогда не тускнеющей, никогда не иссякающей народной речи. И он оправдал этот выбор.
…Может быть, оправданно еще одно воспоминание — на сей раз не мое, а Константина Михайловича Симонова. Ему тоже довелось побывать в этом доме, и спустя годы он вспоминал:
«Рассматривая фотографию И. Тюфякова[44], сделанную в Свердловске без малого сорок лет назад, смотрю на задумчивое мудрое лицо Павла Петровича Бажова, сидящего между двумя тогдашними юнцами Сергеем Михалковым и мною, и силюсь вспомнить, как же все это было тогда.
По-моему, это было так. В феврале 1939 года состоялось первое в истории Союза писателей награждение писателей орденами. В числе других орденами были награждены и несколько молодых писателей. Среди них а мы с Сергеем Михалковым. Вскоре вслед за этим мы, во всяком случае я, получили от Союза писателей первое общественное поручение: поехать в Свердловск встретиться с живущими в Свердловске писателями, познакомиться с тем, как там идет работа.
Если не изменяет память, тогда существовали некоторые сложности, связанные со спорами вокруг творчества нескольких свердловских литераторов. В частности, задерживалось издание двух или трех книг. В числе их была всесветно знаменитая потом «Малахитовая шкатулка» Павла Петровича Бажова.
Вместе с нами, двумя молодыми поэтами, Александр Александрович Фадеев сговорил поехать в Свердловск человека намного более опытного, чем мы, очень тонкого и умного критика, автора прекрасных книг о Чехове, Александра Иосифовича Роскина (впоследствии погибшего в рядах московского ополчения). И помнится, это очень помогло делу. За те несколько дней, что мы провели в Свердловске, мы дважды или трижды встречались с Павлом. Петровичем Бажовым. Если мне не изменяет память, были у него дома. Мы все трое с увлечением читали не читанные нами раньше и уже напечатанные и еще не напечатанные сказы из «Малахитовой шкатулки», у которых, как это ни странно представить себе сейчас, были тогда не только одни сторонники и почитатели.
Уезжая в Москву под обаянием и самого Павла Петровича, и его удивительных сказов, мы взяли с собой предназначавшуюся для «Советского писателя» рукопись «Малахитовой шкатулки». Рукопись эта там, в Москве, была передана нами в издательство, причем было и сказано и, по-моему, также и написано на бумаге все то доброе, что мы о ней все трое думали. О своих впечатлениях, помнится, мы, приехав, рассказали и Фадееву.
Не хочу задним числом преувеличивать весомость наших усилий, но, наверное, они тоже немножко подтолкнули выход «Малахитовой шкатулки» в Москве. Думаю, грешным делом, что именно с этой главной целью и посылал дальновидный Фадеев нас, зеленых и напористых, вместе с многоопытным Роскиным в ту командировку в Свердловск…»
Что ж, скажем и мы тоже задним числом: спасибо и вам, друзья, спасибо за «Малахитовую шкатулку», за нашего Бажова!
Как никто другой до него, Бажов сумел показать в своих произведениях жизнь и думы горнорабочих Урала — от простых людей минувшего века, создал запоминающиеся образы умельцев, для которых труд — радость, горение, раскрыл своеобразие их духовного мира, их одаренность, высокие моральные качества, их любовь к отечеству и родному краю, и все это — в образах и манере, до него не существовавших в литературе об Урале[45]. Лишь в устных преданиях проглядывали самобытные черты этих людей. В их поступках и характерах Бажов показал типическое в русском народе. Он наполнил свои книги ароматом эпохи, края. Как живые, полнокровные люди, воспринимаются герои бажовских сказов, от фантастической девки Азовки, изображенной в виде дочери старшины «старых людей», и кончая совершенно реальной фигурой бунтаря Марка Береговика, — волшебный мир, оживший под пером художника.
Силой своего творческого воображения Бажов воссоздал облик старого, или, как мы часто говорим, «демидовского» Урала, и, читая книги уральского волшебника, мы как бы совершаем путешествие в прошлое, в глубь уральской истории. Она встает перед нами в столкновениях страстей, в борьбе людей-тружеников с их угнетателями-барами. В этом проявилась сила бажовского таланта, его бесценный вклад в сокровищницу мировой литературы.
Невольно возникает вопрос: откуда такое знание быта, бесконечного множества деталей обстановки, в которой действуют бажовские герои, поразительное чувствование характерных особенностей и своеобразия описываемого времени, такая глубина мысли, прозорливость, такое понимание задач, стоящих перед писателем, — откуда?
Частичный ответ на это дает поездка в Полевское.
Все, что было лучшего в Бажове, он получил от народа. И все полученное — в новом качестве — с лихвой вернул туда, откуда вышел сам, ибо вся его жизнь — пример служения
